О царе-батюшке и тех, кто не справился с управлением…
Почему-то так получается, что люди приезжие («варягами» я бы их не стал называть в силу их настроя — работать и жить на новом месте всерьёз и надолго) оказываются намного патриотичней, чем местные, что бы там ни говорили. Может быть, человек пришлый и много повидавший умеет сравнивать, а значит, ценить по-настоящему то, что для аборигенов ещё с детства приелось и не кажется чем-то выдающимся?
Знаю одного приезжего архитектора (сейчас это доктор наук, профессор, но для новых управленцев по-прежнему изгой), который одним из первых указал на вредоносное экологическое решение властей, разрешивших в Красноярске дачную застройку на склонах Торгашинского хребта. Склоны эти утопали в естественной зелени, были «лёгкими» индустриального города, тогда ещё не «миллионника». Разве может сравниться с ней плодово-ягодный кустарник, тупо высаженный дачником (разрешили же!) на своих участках, спасавших продовольственную программу партии и правительства?

Сейчас уже не дачи, а целые коттеджи (деньги решают всё!) взбираются на склоны саянских гор, по красоте своей сравнимых с альпийскими. А в итоге город задыхается от смога, режим «чёрного неба» объявляется с периодичностью, которая наводит на грустные размышления. Чем это грозит? В один «прекрасный» момент густонаселённый губернский центр может стать просто непригодным для проживания.
Славные наши предки оставили нам такое наследие, выбрав изумительное по ландшафту место для закладки Красного Яра, а их потомки в очередной раз «не справились с управлением». Зато дачник, отгородившийся заборами от города и мира, всем доволен: он как за каменной стеной…
«Вот так и живём, не ждём тишины» и по-прежнему ругаем царя-батюшку. А ведь он сибирские реки не портил, только одну «железку» от Челябинска до Владивостока проложил. Но сколько было шума от аборигенов всех мастей, перепуганных этим паровозным наступлением на просторы сибирские!..
Почему-то так получается, что люди приезжие («варягами» я бы их не стал называть в силу их настроя — работать и жить на новом месте всерьёз и надолго) оказываются намного патриотичней, чем местные, что бы там ни говорили. Может быть, человек пришлый и много повидавший умеет сравнивать, а значит, ценить по-настоящему то, что для аборигенов ещё с детства приелось и не кажется чем-то выдающимся?
Знаю одного приезжего архитектора (сейчас это доктор наук, профессор, но для новых управленцев по-прежнему изгой), который одним из первых указал на вредоносное экологическое решение властей, разрешивших в Красноярске дачную застройку на склонах Торгашинского хребта. Склоны эти утопали в естественной зелени, были «лёгкими» индустриального города, тогда ещё не «миллионника». Разве может сравниться с ней плодово-ягодный кустарник, тупо высаженный дачником (разрешили же!) на своих участках, спасавших продовольственную программу партии и правительства?

Сейчас уже не дачи, а целые коттеджи (деньги решают всё!) взбираются на склоны саянских гор, по красоте своей сравнимых с альпийскими. А в итоге город задыхается от смога, режим «чёрного неба» объявляется с периодичностью, которая наводит на грустные размышления. Чем это грозит? В один «прекрасный» момент густонаселённый губернский центр может стать просто непригодным для проживания.
Славные наши предки оставили нам такое наследие, выбрав изумительное по ландшафту место для закладки Красного Яра, а их потомки в очередной раз «не справились с управлением». Зато дачник, отгородившийся заборами от города и мира, всем доволен: он как за каменной стеной…
«Вот так и живём, не ждём тишины» и по-прежнему ругаем царя-батюшку. А ведь он сибирские реки не портил, только одну «железку» от Челябинска до Владивостока проложил. Но сколько было шума от аборигенов всех мастей, перепуганных этим паровозным наступлением на просторы сибирские!..